Майя как религия.

МАЙЯ (санскр.   – «колдовство», «мистификация», «иллюзорность»), понятие индийской мысли, означающее как силу космической иллюзорной креативности, так и ее результаты. На уровне субъективного восприятия соответствует неведению (авидье) относительно истинной природы вещей.

 Ведизм и индуизм.

В Ригведе Майя является одним из распространенных слов, обозначая в применении к демонам и врагам колдовские чары, а в применении к богам – волшебную силу и способность к чудесным превращениям.

Враждебным «колдовским силам» (майи во множественном числе) противопоставляется Майя как «волшебная асурическая сила» хранителей мирового порядка Митры и Варуны, посредством которой они могут отразить магию злых сил, расставляя повсюду свои хитрости-силки, также обозначаемые как майи.

Майи как волшебные метаморфозы являются атрибутами не только Митры и Варуны, но и царя богов Индры, а также ремесленников Рибху, потомков риши Ангираса, которые стали впоследствии богами.

Благодаря силе Майи бог огня Агни может стимулировать жертвоприношения, и даже обычные жертвователи именуются обладателями Майи. Весьма значимый контекст выявляется в гимне, где Майя как «великое чудо» Варуны отождествляется с измерением земли посредством солнца.

Многие индийские исследователи адвайта-веданты пытались доказать, что ведантийскую концепцию Майи можно обнаружить уже в древних Упанишадах, первое появление этого понятия происходит не ранее, чем в явно послебуддийской Шветашватара-упанишаде. Здесь Майя означает, наряду с обычным заблуждением, также мировую силу.

Великий Владыка (Махешвара) как «носитель заблуждения» (майин) создает из материи священного гимна стихи, жертвоприношения, все прошедшее и будущее, и весь мир «проникнут» его «членами»; сама же Майя отождествляется с Пракрити, ее узами связывается индивидуальная душа.

Здесь различимы черты философствования в духе веданты (которое обнаруживается и ранее в том же тексте – в обоснованиях того, что именно Брахман, а не какое-либо иное начало мира, материальное или духовное, является его причиной), и присутствуют уже два существенно важных тезиса: мир на деле является манифестацией Божества, и сила Майи оказывает «связующее» воздействие на индивидуальное сознание.

 Среди упоминаний о Майе в эпических текстах обращают на себя внимание отрывки из Бхагавадгиты, где Кришна сообщает, что он периодически воплощается на земле, опираясь на силу собственной Майи, и что мир не видит его истинной природы из-за действия трех гун, и называет это действие своей собственной «гунной Майей», которая труднопреодолима, преодолевают ее лишь те, кто полностью полагается на Кришну.

Чуть позже он подтверждает, что мир не познает его как нерожденного и неизменного вследствие его же «йогической Майи». Здесь отчетливо выражена идея источника бытия как источника сознательной мистификации людей, но мир еще не мыслится как иллюзия.

 Параллельно начинается освоение этого понятия в индуистской мифологии: имена Майдэви («Богиня Майи»), Майявати («Обладательница Майи»), Махамайя («Великая Майя») прилагаются как к супруге Шивы Дурги, так и к жене бога любви Камы – Рати.

Буддизм махаяны.

В классическом буддизме Майя означает лишь склонность отдельных индивидов к обману и мистификации. В Аштасахасрике (Восемь тысяч стихов), уже пронизанной идеями ранней мадхьямики (1–2 вв.), ученик Будды Субхути наставляет богов в том, что все существа подобны иллюзии (Майя) и снам. Более того, эти существа и иллюзия не суть нечто различное.

Иллюзии и сновидениям подобны все объекты мысли, а также и тот, кто начал свой путь к «просветлению», и тот, кто уже его достиг, равно как и само его состояние «просветленности» и, наконец, сама нирвана.

В ответ на недоумение богов Субхути подтверждает, что нирвана и иллюзия не две разные вещи и иллюзорным было бы даже то, что выше нирваны, а именно – бодхисаттвы, будды и сама высшая премудрость (праджняпарамита).

 Концепция Майи разрабатывается по крайней мере в двух сочинениях Нагарджуны (2–3 вв.). В Юктишатаке (Стостишье логической аргументации) способ существования мира есть фантасмагория (майя) поддерживаемая индивидуальным незнанием-авидьей, но в этом мире царят аффекты привязанности (клеши) и «жажда» объектов и становления (тришна), которые делают эту фантасмагорию тягостной и обусловливают необходимость освобождения от нее через дисциплину сознания.

В Ратнавали (Гирлянда драгоценностей) оппоненту-вайбхашику, стороннику реальности дхарм всех трех времен, противопоставляются строфы, излагающие учение об иллюзорности существования.

В одном из приписываемых Нагарджуне гимнов (Чатухстава, ст. 14) Будда прославляется как прозревший круговерть сансары, о которой нельзя говорить ни как о конечной, ни как о вечной и которая подобна иллюзии- сновидению (свапна-майя).

 В Ланкаватара-сутре, на которую опиралась другая школа махаяны – виджнянавада, появляется знаменитый образ иллюзорного огневого круга, который образуется посредством вращения факела и столь же реален, как реален этот мир.

Другие частые уподобления сближают вещи с призраками колец перед зажмуренными глазами или с мыслительными фантомами вроде рогов зайца, подтверждая тезис о том, что в этом мире нет ничего реального, включая само освобождение от него.

Черты близости к Ланкаватаре обнаруживает сочинение Бхавана-крама (Поэтапное созерцание), специально посвященное учению об иллюзорности существования.

Согласно трехчастному делению реальности на уровни, которое разрабатывалось виджнянавадинами, вещи, понимаемые как независимые от сознания, относятся к воображаемой реальности (парикальпита-свабхава), тогда как высшей реальностью обладает лишь «чистое сознание».

 Веданта.

Учение о Майе было необходимо веданте строгого монизма (адвайта-веданта): Абсолют-Брахман как мировое сознание в качестве «единого, без другого» должен был быть примирен с наблюдаемым миром множественности и становления.

В Мандукья-карике Гаудапады (6–7 вв.) пробуждение души от сна под действием безначальной Майи означает осознание того, что мир не существует.

О вещах нельзя сказать ни того, что они вечны, ни того, что они преходящи, – их порождение сходно с действием Майи как волшебной силы, которая определяет сознание как во сне, так и наяву, но и она, в конечном счете, относится к не-сущему. Здесь очевидны заимствования как из мадхьямики, так и из йогачары (ср. прямое упоминание Будды в завершающих стихах).

 Хотя доктрина Шанкары (7–8 вв.) обычно именуется майя-вада («учение о Майе»), термин «майя» встречается у него редко, во всяком случае значительно реже, чем авидья или нама-рупа («имена и формы»).

Среди этих нечастых прецедентов следует отметить важную формулировку в его основном сочинении Брахмасутра-бхашья, согласно которой Высший Атман (Брахман) является по природе бездействующим и активным только посредством Майи. Та же идея выражена в его комментарии к Бхагавадгите, где Кришна убеждает Арджуну в том, что он все создал (в том числе четыре варны) лишь под углом зрения Майи.

 Чуть более подробно учение о Майе раскрывается в произведениях, приписываемых Шанкаре, но на деле, вероятно, ему не принадлежавших.

Так, в миниатюрном пятистишье Майяпанчака (Пять стихов о майе) Майя ответственна за связи между теми объектами, которые на деле друг с другом не связаны.

В трактате Вивекачудамани (Драгоценный камень различительного знания) Майя, отождествляемая с авидьей, определяется как творческая потенция (шакти) Божества, составленная из трех гун, а в Сарваведантасиддхантасанграхе (Компендиум всех доктрин веданты) Брахман как чистое сознание становится при соединении с Майей как «приложением» к нему источником всех мировых феноменов (авьякта) и созидательным божеством-ишварой.

 Современник Шанкары Мандана Мишра, автор трактата Брахмасиддхи (Установление Брахмана), утверждает, основываясь на авторитете Упанишад, что любая множественность нереальна, но основывается на Майе.

Ему же принадлежит и формулировка проблемы: какова реальность самого Незнания? Авидья, природа которой отождествляется с Майей, не может считаться ни вполне реальной, ни совершенно нереальной.

В первом случае она должна была бы быть вещью, идентичной Брахману, но тогда она не была бы только незнанием (ибо незнание, в отличие от реально сущего, преодолимо), во втором – не могла бы быть основанием для практической деятельности (подобно прочим фантомам вроде небесного цветка).

 В раннеадвайтистском тексте Дакшинамуртистотра-варттика (по-другому Манасолласа), приписываемом обычно ученику Шанкары Сурешваре, дается развернутое определение Майи как «промежуточной», неопределимой сущности.

Слово «майя» есть обозначение того, что сопротивляется разуму: она не есть не-сущее, ибо является, и не есть сущее, ибо «снимается» в истинном познании; она не тождественна сознанию и не отличается от него; она не состоит из частей, ибо не производна от каких-либо компонентов, и не есть нечто простое, ибо ее «продукты» являются составными; поэтому она подобна блуднице, которая вводит в заблуждение до тех пор, пока не становится познанной.

Позднейшие адвайта-ведантисты определяли природу Майи как «неописуемую» (анирвачания).

 Ведантисты размышляли преимущественно над двумя вопросами, связанными с Майей: как она соотносится с Незнанием, и где она расположена.

Согласно одному из решений, целесообразно различать два уровня Незнания – индивидуальное и «корневое» (мулявидья) и Майя (ср. построения Вачаспати Мишры). По второму вопросу адвайтисты склонялись к двум разным решениям: одни считали, что Майя каким-то образом размещается в самом Брахмане, другие помещали ее в индивидуальных душах (джива).

 Между тем вишнуитские ведантисты, выступившие против шанкаровской системы именно из-за ее иллюзионизма и называвшие ее «переоблаченным буддизмом», подвергли критике адвайтистскую концепцию «корневого» Незнания. Согласно Раманудже (11–12 вв.), незнание не может размещаться ни в индивидуальных душах (сама их индивидуальность порождена Незнанием, а причина не может зависеть от следствия), ни в Брахмане, которому тогда надо приписать незнание.

Если оно скрывает Брахмана, то это противоречит его «самораскрывающейся» природе. Оно не может быть и сущим и не-сущим одновременно (по адвайтистам, «невыразимым»), ибо вещи бывают либо сущими, либо не-сущими.

Неведение как Майя не может быть «создателем» этого мира, ибо отрицательная по определению величина не способна быть «положительным» началом. Наконец, если признать его таковым, оно будет непреодолимо в принципе, ибо ничто «положительное» не подлежит разрушению.

На сём прощаюсь, удачи вам мира и благоденствия!